Иван Сюдак
Мёртвый ребенок родился
ПРОЛОГ
В мрачных, тёмных, сырых подвалах он рос, поедая водоросли, крыс, и свою собственную плоть. Взирая бесцветными глазами во тьму, креп он, набираясь сил для мести. Того сам не ведая, движимый одними инстинктами, словно хищный зверь, вожделённо жаждущий крови полз он, пережёвывая, крепнущими зубами, жирных канализационных насекомых. Волочащиеся следом за ним ошмётки материнского чрева, цеплялись за коряги, и пуповиной доставлялись в его нутро адской болью, которая могла взорвать любой, даже самый настрадавшийся мозг. Он с рычанием дёргал за пуповину, и продолжал тащить своё проклятье следом за собой, в полное ужаса и страданий будущее.
1
Конечно, ей не нравилось, как от него воняло. Она терпела, когда он, выпив всё спиртное в соседнем баре, закусив его невесть чем, и ни чего не соображая, приходил домой, ложился на неё и начинал доставлять себе удовольствие. Она закрывала глаза, что бы не видеть его покрытых мутной плёнкой, глядящих сквозь неё зрачков. Она, как могла, отключала все свои чувства, и ощущала только сильные, грубые толчки между раздвинутых ног.
Она пыталась покинуть своё тело, и перенестись туда, назад на десять лет, в день, когда он влюбил её в себя, сказав всего несколько стандартных, но не теряющих воздействия фраз.
В день их свадьбы, когда и сами они, и все вокруг, были счастливы. Их первой брачной ночи позавидовали бы самые опытные жрицы любви. То было счастье.
Но потом, как и всё в этой жизни, счастье умерло.
Проявилась серая реальность, и всосала их в себя. Сначала тихо и осторожно, мелкими грубостями, короткими расставаниями и раздельными возлияниями. Затем сильно, словно лавина ворвалась в жизнь ударами в лицо, её изменами, его запоями. Неожиданно, реальность разлучила их раньше смерти. То, что должно было длиться долго и счастливо, десять лет спустя стало, забыто как детские мечты.
Она не могла сказать, когда наступил этот момент. Да и не было его. Был отрезок времени протяжённостью в десять лет, в течение которых шкала счастья с заоблачных высот упала до чертогов ада.
И вот она осталась по сути одинокой, тридцатипятилетней женщиной, давно уже забывшей о ласке и любви, и не мечтающей о переменах.
Но как это всегда бывает - чёрная полоса сменяет белую. На смену грусти приходит счастье. А все страдания с лихвой окупаются дальнейшим удовольствием в результате достигнутой цели. Через годы мрака, на её жизненном пути наконец-то забрезжил лучик света.
Однажды утром её сильно тошнило. Мужа не было дома. Единственное в чём ещё ощущалась его человеческая суть, это в ежедневных походах на работу. Правда, по возвращении с оной, зверь всё же брал верх над разумом. Она тоже уже собиралась выходить, дабы успеть на развозку, как вдруг её замутило, и съеденный лёгкий завтрак ударил изнутри неоднозначным позывом. Она только успела откинуть крышку унитаза, как всё (как ей показалось), что находилось внутри её организма хлынуло наружу. Да к тому же живот прихватило так, что она еле доползла до дивана, где пролежала свернувшись калачиком, и трясясь в лихорадочном ознобе несколько часов кряду, изредка свешиваясь с него и блюя прямо на пол, ибо сил на лишние движения у неё просто не было.
На счастье, муж пришёл в этот вечер трезвым. Правда счастье оказалось относительным, так как зашёл он лишь на несколько секунд, для того чтобы забросить какие-то вещи, и отправится с друзьями в доминошную. Бросив сумку на стул он ехидно глянул на облёванный пол и бросив:
- Нажралась, сука,- выбежал из комнаты.
Сквозь еле шевелящиеся, слепленные густой жижей губы она простонала что-то про стакан воды, но ответом ей был лишь сухой хлопок входной двери.
Она лежала во тьме, иногда впадая в забытье, мучимая рвотными позывами своего опустевшего за день желудка, и не подозревая, что это были первые звоночки грядущего счастья. Счастья, которому суждено продлиться так недолго, и закончиться так жестоко, в тот момент, когда тёмная, на сей раз абсолютно беспросветная, полоса сменит короткий лучик света, в последний раз вспыхнувший в её жизни.
2
Она умоляла его не делать этого сегодня, но он не слышал её, не отвечал ей, и только грубо растрепав её одежду делал своё дело. Она понимала, что кричать бесполезно, и просто тихо плакала, сжав в зубах свой собственный палец, и тщетно борясь с болью, всё больше поглощавшей её.
Как это ни странно, но наутро ей полегчало. Когда муж ушёл, она встала с дивана, сняла мокрое от пота бельё, и бросила в ванну. Затем позвонила на работу, и предупредила, что неважно себя чувствует. Получив разрешение на пару дней реабилитации, она подумав вызвала врача. Ожидая его, она вымыла пол, замочила бельё, и даже попыталась выпить чая, но тот сразу же вышел обратно, вновь заставив живот ныть, а тело трястись в ознобе.
Врач приехал через два с половиной часа. Им оказалась пожилая еврейка отвратительно маленького роста, с нарисованными, будто углём, бровями, и огромной мерзкой родинкой под носом. На поверку она оказалась довольно ласковой женщиной, слушая через фонендоскоп биение больного, измученного сердца, она гладила несчастную по голове, и напевала себе под нос что-то картаво - успокаивающее.
Затем она записала рецепт, положила на стол несколько бумажек, и ласково улыбнувшись ушла, обнадёжив на прощание добрым словом.
Потянувшись, она взяла со стола бумажки и повертев, собиралась было уже положить их обратно, но тут, среди рецептов она обнаружила то, о чём даже не могла подумать. Вся боль мигом отпустила её. Все страдания последних лет отступили на задний план, сердце бешено заколотилось. Это было направление на УЗИ.
За годы мрака, царившего в её жизни, она стёрла из своих мечтаний даже самые мизерные надежды на возможность стать матерью, она попросту забыла о том, что это возможно для неё. Она смотрела на молоденьких мам, гулявших с колясками, встречала счастливые семьи, и это не трогало не одной струны в её душе. Она понимала, что она проживёт совсем другую жизнь. Мечты о детях, огромном доме, тихих семейных вечерах, безусловно терзавшие её в юности, сменились обычными спокойными мыслями о том, что когда-нибудь это наконец закончится. Это не были мечты, это был реальный взгляд на происходящее. Она знала, что кроме прекрасного избавления больше её не ждёт ни чего.
Но теперь оказалось, что эти мысли были ошибкой. Она подошла к зеркалу, и приподняла рубашку, погладила живот. Нет, ей не надо никакого УЗИ. Она точно знала, что беременна. По-другому не могло и быть.
Глядя на свой, всё ещё довольно упругий и аккуратный живот, гладя его, она вновь почувствовала себя женщиной. Она почувствовала, что в её сердце всё ещё теплится искра любви к мужу. Слёзы навернулись на глаза. Она вспоминала прекрасные первые годы. Чувствовала их. Будто сейчас, сию минуту, она находилась там, в объятиях тепла. Будто и не было, последних лет. Их и не было. Она не помнила их. Стоя перед зеркалом, она плакала от счастья, понимая, что теперь их жизнь точно изменится. Настала пора чудесных перемен. Одно чудо уже произошло, и теперь впереди будет только добро. Только тепло. Только нежность.
3
Муж сидел на кухне и ел. Она сидела напротив и ждала его ответа. Ужин был очень вкусным, она специально постаралась. Он не мог оторваться. А она взахлёб рассказывала ему прекрасную новость. Он молча выслушал её, доел, и вытерев рот рукавом, наконец посмотрел в её горящие счастьем глаза. Она ждала, что сейчас он улыбнётся и обнимет её. Впервые за несколько лет обнимет нежно, и нежно поцелует. Погладит её живот, и прижмётся к нему щекой.
Когда-то он любил детей.
- Завтра пойдёшь, и сделаешь аборт,- сказал он не отрывая от неё взгляд.
Сперва она подумала, что ослышалась. Но его лицо было настолько серьёзным, что сомнений не было, он не шутит.
Улыбка на её лице растаяла. Она понимала, что спорить бесполезно. Если он сказал - нет, значит - нет.
- Но…- решилась она хоть как-то спасти своё счастье.
- Тебе не нужен ребёнок,- перебил он, а затем вставая добавил.- И мне тоже. Во всяком случае от тебя,- бросил он уже выходя из кухни.
Это была последняя капля.
- Я оставлю ребёнка!- закричала она.- Это мой ребёнок! Я уйду от тебя, но этот ребёнок будет моим!
Он остановился на полпути к выходу. Она впервые сорвалась на него, казалось он был поражён. Он медленно повернулся. Затем быстрым шагом направился к ней. Она встала со стула, и попыталась вжаться как можно глубже в стену.
"Только не в живот",- скользнуло у неё в голове.
Он схватил её за шею и сильно сжал пальцы. Через чур сильно, что говорило о том, что он был очень зол. Она зажмурилась.
- Завтра пойдёшь на аборт,- прохрипел он.- И ещё раз залупнёшься на счёт развода, я тебе, суке, таких накостыляю.
Он толкнул её, усадив обратно на стул. И метнув прощальный злобный взгляд вышел из кухни.
На аборт она не пошла, она твёрдо решила оставить ребёнка, сохранив таким образом хоть какую-то надежду на светлое будущее.
4
Следующие несколько недель она не видела мужа трезвым не разу. По вечерам она старалась быть с ним как можно более нежной, лишь бы он был с ней как можно менее груб. По утрам она уходила на работу, и с трудом отстояв положенные восемь часов за прилавком, бежала домой, по дороге обязательно заходя в аптеку, где и оставляла большую часть денег. Она почти не ела. Врач, которого она посещала каждую неделю, успокаивал её говоря, что беременность проходит нормально, но её всё равно что-то беспокоило. Будто какое-то дурное предчувствие точило её душу, с каждым днём причиняя ей всё большие и большие страдания.
Апогей наступил через четыре месяца, когда осенним пасмурным утром она оглядывая в зеркало свой живот, поняла, что более скрывать своё положение от мужа она не сможет, слишком явным становился главный симптом.
Она провела весь день дома готовя ужин и прихорашиваясь. Сегодня всё должно получиться.
Вечером он пришёл жутко пьяным, но в каком-то приподнятом расположении духа. Войдя в квартиру он не наорал на неё как обычно, а что-то очень тихо напевая, прошёл на кухню. Даже кинул на неё оценивающий взгляд. Она сидела в кресле делая вид, что читает книгу. На самом деле, она схватила её, как только услышала звук поворачивающегося в замке ключа, для того что бы усилить эффект своей внешности. Она заметила его положительный настрой, и решила, что это судьба. Что они по-прежнему повязаны той незримой нитью, которая притягивает две разные половинки друг к другу, связывая их в одно целое. Той нитью, что когда-то связала в одно целое их половинки.
Если бы она знала, что в этот вечер он был с другой. Пил с ней и занимался любовью, а не пустым оправлением нужд. Если бы она слышала слова которые он говорил той другой, и те слова которые он говорил о НЕЙ. Если бы могла прочесть его мысли, и осознать его сегодняшнее отношение к ней, заглянуть в его мечты и планы. Она наверное убежала бы от него. Так далеко как только смогла. Спряталась бы в каких-нибудь пещерах или лесах, и тряслась от страха за то, что он сможет отыскать её. Кто знает, что бы случилось тогда. Но как бы там ни было, любой вариант будущего был бы менее трагичен, чем тот который избрала она.
Отложив книгу она вошла на кухню, села на табуретку, и зажала руки меж колен, глядя на то как он качаясь пытается разжечь огонь под сковородой, и без того горячей.
- Мне очень нужно поговорить с тобой,- начала она не став затягивать момент. Будь что будет.- Выслушай меня пожалуйста.
Он оторвался от сковородки, и внимательно уставился на неё. Она отметила, что он разглядывает её с интересом, значит не зря она потратила целый день на свою внешность.
- Помнишь, когда мы только поженились, ты говорил, что любишь детей…
Он выставил вперёд ладонь, заставляя её замолчать.
- Не продолжай,- сказал он. Он подошёл к ней, и за плечи подняв её с табуретки повёл в комнату.
Он обо всём догадался. Он может и алкаш, и зверь, но не дурак. Конечно, не зря же он носит форму инспектора ДПС.
Он усадил её на диван.
- Я так и знал,- он подошёл к шкафу и вынул заначенную там поллитру.- Ты всегда была сукой. Ну так теперь вини себя.
Она слушала его с всё более и более нарастающей в душе паникой. Самое страшное было то, что он не орал. Он ни когда не ругался раньше вот так, спокойно, в пол голоса. Сколько раз он бил её, оскорблял, всегда это сопровождалось жутким криком. Сейчас же, происходило что-то не то, что-то очень не хорошее.
Он открыл бутылку, и прямо с горла осушил половину. Затем поставив её на пол возле дивана, стал снимать пиджак.
- Ты должна была знать, что моё терпение когда-нибудь лопнет,- продолжал он заплетающимся языком, его глаза смотрели сквозь неё, и двигались как-то неестественно, рывками. Он то надолго задерживал взгляд на какой-то невидимой точке, то начинал быстро-быстро моргать. Он шатался из стороны в сторону, и закатывал рукава рубашки. Она не в силах сказать что-либо глядела на него всё больше охватываемая ужасом. Она не могла пошевелиться.
- Больше ты, сука мне жизнь портить не будешь.
- Но послушай…- она поняла, что он ни чего не соображает. Он говорил не с ней. Он говорил сам с собой. Со своими демонами. Просто она была его частью, частью его жизни. Демоны жившие в нём жили и в ней.
Качнувшись, и чуть не упав, он набросился на неё. В последний момент она попыталась вскочить, но его грузное ментовское туловище придавило её к дивану не давая дышать. На какое-то мгновение, когда он задрал её красивое белое платье и разорвал трусики, она успокоилась, решив, что это обычная вечерняя процедура. Но когда его рука с силой, раздирая плоть вошла в неё, в её мозгу что-то взорвалось. Она попыталась закричать. Она не хотела, это произошло инстинктивно. Но его сильная рука, лежащая на её лице не позволила выйти наружу не единому звуку. Она закрыла глаза, адская боль, рвущаяся изнутри и разливающаяся по всему телу сжигала её заживо. Сквозь боль она чувствовала его пальцы шарящие в её внутренностях. По её щекам текли слёзы. Перед глазами вставали тошнотворные картины, какие-то змеи то и дело бросались на неё, всё вокруг кишело чёрными липкими тварями, она проваливалась в эту живую жижу давя их, а они впивались в неё, забирались внутрь, всасывались в её кишки становясь частью её организма.
Прежде чем потерять сознание она на секунду открыла глаза. Перед ней стоял муж. Вытянув вперёд окровавленную руку, он полными ужаса, и совершенно трезвыми глазами смотрел на свисающий из зажатых пальцев кусок мяса.
Она улыбнулась различив торчащие из него ручки и ножки. Головку.
" Это мой ребёнок. Какой он уже большой",- пронеслось у неё в голове, прежде чем рассудок окончательно покинул её, и она блаженно вздохнув впала в забытье.
Он взглянул на жену, затем на свисающий из руки эмбрион. В голове путались мысли. Он не мог понять как это произошло. Да, он ненавидел свою жену, он ненавидел свою жизнь с ней, ненавидел появляться дома. Но это… Он не верил в то, что только что сделал. Но факт был на лицо. Факт был зажат в его собственной руке. Он ещё раз взглянул на лежащую в кровавом месиве жену, а затем закрыв глаза стал считать, пытаясь вернуть самообладание, как когда-то учили в школе милиции на уроках психологии. Как давно это было. В другой жизни. В той спокойной, человеческой жизни. Ни кем ещё не испорченной, и ни чем не омрачённой. Он глубоко вздохнул, и открыл глаза. Так-то лучше. Теперь, успокоившись, он прекрасно знал, что нужно делать.
Первым делом он проверил у жены пульс. Живая. Да и что с ней будет.
Затем он пошёл в туалет, и опустив всё ещё крепко зажатый в руке эмбрион прямо в сливное отверстие унитаза разжал пальцы. Постояв несколько минут под аккомпанемент сливного бочка, он упёрся руками в унитаз, и его сильно вырвало. Голова стала работать лучше. И он, вытерев рукавом рот, улыбнулся, и вышел из туалета.
Всё прошло настолько легко и удачно, что он не мог скрыть волнения. Вернувшись в комнату, он поднял с пола бутылку, и одним махом допив остатки, снял трубку телефона.
5
Он был отвергнут солнцем, и выброшен во тьму. Не будучи рождённым, он снова стекал в преисподнюю, подхваченный течением потусторонней жизни. Неестественной жизни. Ненужный и уничтоженный на земле, здесь в подземельях таящих секреты веков, он был принят, как всякая другая частица мироздания, не нашедшая для себя лучшей доли. Он был отдан на волю страданий, веками копившихся в этих чёрных, всеми забытых мирах.
Цивилизация канализаций впустила его в свои зловонные анналы наградив другой - альтернативной жизнью. Жизнью развивавшейся иначе чем наверху под лучами солнца и холодом луны, под бесконечно открытым небом, дарящим земле тепло прозрачного воздуха и свежесть всеомывающих дождей. Мир отвергнутых, забытых, но так и не нашедших покоя стал его домом. Стал его пищей. ЕГО МАТЕРЬЮ.
Ребёнок лишённый жизни, но продолживший своё существование благодаря отсутствию здесь всех законов природы. Белая химическая слизь пропитывала его кожу, становясь защитным покровом. Смертельные радиоактивные испарения придавали ему сил для дальнейшего развития. Он глотал истлевающие испражнения высшего света. Более слабые организмы становились частью его тела, делая его сильнее. Из обыкновенного, спущенного в унитаз куска мяса, он превращался в средоточие всей подземной цивилизации, обладавшей своими законами, направленными лишь на одну конечную цель - выжить.
Он учился выживать у крыс. Буквально впитывая мудрость с молоком. Цепкими, липкими ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ пальцами, он хватал кормящую крысу, и высасывал из неё всё. Молоко, кровь, продолжавшее биться сердечко. Мозг. Выкидывая несъедобные ошмётки, тут же облепляемые оставшимися без обеда детёнышами.
Он полз во тьме. Полз, направляясь к свету. В его голове не было мыслей, планов. Он был лишён даже зрения. Лишь боль была его спутником.
Наделённый инстинктом самосохранения, обладая человеческим началом, и впитав в себя всю злобу боли, он направлялся к своей конечной цели - выжить и отомстить.
6
Приготовив ужин, одев своё самое сексуальное платье, Галя легла на диван и растворилась в мечтах. Разглядывая скрытый в полумраке потолок, отгоняя мысли о его, теперь уже бывшей жене, она поглаживала себя по ноге и пыталась насладиться этим мигом. Долгие годы она была лишена этого счастья - быть любимой. Не будучи красавицей, не блеща особым остроумием, дожив до своих тридцати пяти она уже отчаялась повстречать того единственного. Её единственного. Но как всегда жизнь оказалась щедра на сюрпризы. Он был женат, а она одинока. И кто бы мог подумать, что та обычная встреча на дороге, когда она перебегала на красный свет, а он, с этой его очаровательной улыбкой, погрозил ей пальцем, выльется в такой чудесный роман. Он обещал развестись. Она ждала. Он сильно пил, но обещал завязать. Она верила ему. Он обещал забрать её из дома, от впадающей в маразм матери, от опостылевших соседей и гнетущего одиночества. Она лишь мечтала об этом. И вот она ждёт его лёжа в его постели, не боясь быть застуканной кем бы то ни было. Ждёт, и купается в счастье.
Вчера он наконец-то получил развод. Бедняжка, его жена пять месяцев назад попала в психиатрическую больницу потеряв ребёнка. Конечно же это было ужасно. Но ведь это судьба. Кто-то неизменно находит потерянное другим счастье. Слишком долго Галя ждала, что бы теперь сожалеть. Прошло пять месяцев, он получил свободу, и как и обещал - закодировался, и наконец вчера преподнёс ей ключи от своей квартиры со словами: " Отныне мы будем вместе всегда". Этих слов она ждала всю жизнь. Все мечты в миг стали реальностью. Так зачем же теперь думать о чужом не сбывшемся счастье. Жена любила его, его нельзя не полюбить. Но теперь всё это в прошлом. Будущее принадлежит ей, Галине - отныне самой счастливой женщине на свете. До тех пор пока смерть не разъединит их внезапно сплетшиеся половинки.
Хлопнула крышка унитаза.
"Наверное показалось",- промелькнуло в голове у Гали, но звук был настолько очевидным, и реальным, что она подскочила с дивана. Громкий, глубокий пластмассовый хлопок. Пх! Она ощутила страх за то что сейчас её выгонят. Вернулась жена; он обманул; она открыла чужими ключами чужую квартиру. Вглядываясь во тьму (она специально не включала свет, что бы её присутствие стало для него сюрпризом), она улыбнулась своей трусости. Она до сих пор не верила в своё счастье. Это нормально. Это привычка.
Она всё ещё улыбалась, обмахивая вспотевшее лицо ладонью, когда в падающий через окно на пол свет фонаря, из таящей опасности тьмы начало надвигаться нечто. Очень медленно сантиметр за сантиметром, кусочек за кусочком выходило оно из тени. Постепенно обретая черты. Огромное пятно тусклого света отделявшего диван, убежище Гали, от тайной обители зла, от другого мира, заполнялось его порождением. Существо приближалось к Галине, трясшейся всем телом и щипая себя в надежде проснуться. Оно открывало рот, полный мелких истекающих слизью клыков, скребло по паркету когтями, оставляло за собой липкий испаряющийся след. Поняв, что это не сон. Поняв наконец, ЧТО ЭТО. Галя попятилась и упав с дивана, прижалась к стене и зажмурилась. Сердце бешено билось. Казалось что оно вот-вот выпрыгнет прямо из горла, и убежит подальше от этого ужаса. Галя ждала удара. Ждала боли, которую источало это существо. Этот не родившийся ребёнок. Место которого она заняла в сердце его отца. Она ждала удара карающего меча.
Но ни чего не происходило. Шло время. Уши резала тишина. Свернувшись калачиком, упёршись ногами в ножки дивана, и прижимаясь спиной к стене, она вдруг поняла, что проснулась.
Медленно она открыла глаза. Помотала по сторонам головой, тяжело дыша, и ощущая себя дурой. Всегда она верила в сказки. И в добрые, и в страшные. И вот одна стала явью. Но как же одна без другой. Она попыталась успокоить себя. Его ребёнок мёртв, он лежит в своей маленькой могилке. Конечно, жалко, но… снова те же мысли. Не ужели, ты не можешь просто быть счастливой. Пользоваться тем, чего ты достигла с таким трудом. Не думать, о плохом. И не сводить себя с ума. Вот, пожалуйста, уже галлюцинации. Её глаза, наконец, привыкли к темноте, и она глубоко вздохнув, поднялась с пола.
И тогда она увидела его. Он прыгнул со спинки дивана. Ощерив клыки, и выставив вперёд когти. Она увидела его белые как корка льда глаза. И прежде чем её, лишь недавно обретшее счастье, сердце остановилось, не выдержав резкой боли в районе раздираемой когтями груди, живота, и откусываемого левого уха, она успела выдохнуть некое подобие извинения.
7
Она не помнила прошлого. Она даже не знала о том, что оно у неё было. Её жизнь началась в тот самый момент, когда пожилая еврейка в белоснежном халате протянула ей направление на УЗИ.
Всю свою сознательную жизнь она была счастлива. Она заходила в аптеку, покупала необходимые лекарства, общалась с молодыми мамами, разговаривала со своим ребёнком, и мечтала о том чудесном дне, когда наконец она сможет обнять его.
Правда, пять месяцев назад, ей вдруг начал сниться страшный сон, в котором какой-то ужасный мужчина пытался отнять её ребёнка. Сон этот часто повторялся, но она, просыпаясь в холодном поту, и забиваясь в мягкий угол своей чудесной бежевой комнаты, тут же отгоняла от себя дурные мысли, понимая, что эти сны всего лишь трансформация её страхов, связанных с волнением, присущим каждой будущей матери.
Она знала, что с рождением ребёнка плохие сны прекратятся, и она вновь будет думать только о хорошем. Всё зло, невесть откуда взявшееся в глубинах её сердца растает, и выплеснется наружу слезами радости, некогда омывавшими её душу. И она, наконец, обретёт долгожданный покой.
8
Он торопился по большому. Вбежав в мрачную тьму коридора своей квартиры, он только успел скинуть ботинки, и включив свет в туалете, блаженно опустился на унитаз. Как же надоели эти полуфабрикаты, думал он. Как бы он ненавидел свою, теперь уже бывшую жену, сколько бы зла она не причинила ему своей глупостью и эгоизмом, всё же готовила она очень неплохо. Чем в своё время и подкупила его. Он с силой сжал кулаки, вспоминая последние десять лет своей жизни. Проведённой в постоянных запоях, вызванных простым нежеланием видеть всё это. Постепенно деградирующую жену, бесперспективную работу. Полное безнадёги будущее легче воспринималось сквозь пелену алкогольного отравления, нежели на трезвую, мыслящую голову. Можно было без отвращения возвращаться каждый вечер домой. И не бояться за завтрашний день, прекрасно понимая, что он не может ни чем отличаться от дня сегодняшнего. Это доставляло относительное облегчение.
Но там постоянно была она. Куда бы он ни пошёл там его ждала ОНА. Со временем это стало надоедать. Чуть позже - бесить. А по прошествии десяти лет, он понял, что это конец.
И тут ему повстречалась Галя. Будто луч весеннего солнца, её улыбка растопила лёд всё больше сковывавший его сердце. Он воспарил рядом с ней. Он вновь увидел смысл в своём жалком существовании. Оно больше не было жалким. Он снова зажил. С каждым днем, поднимаясь всё выше и выше из грязи, засасывающей его последние годы всё глубже. Галя предала ему силы, подарила новую жизнь. Он был благодарен ей за это. Был готов на всё ради неё.
Но дома была жена.
Он не мог развестись, и потерять квартиру принадлежащую ей. Но и видеть её он больше был не в силах. Слишком сильным был контраст между ней и Галей.
Он должен был освободиться от неё. Избавиться от неё - как бы жёстко это не звучало. Он должен был сделать это ради любимой, и ради себя.
Он думал. Думал постоянно - трезвый ли, пьяный, он прокручивал в голове одну лишь мысль: как избавиться от жены.
Само слово, жена, начало казаться ему ни чем иным, как именем некоего грязного мерзкого монстра. Он наводил справки. Общался с людьми. За несколько недель он узнал о своей жене больше, чем за десять лет, прожитых вместе. Например, она скрыла от него, что в юности пыталась совершить суицид, из-за не разделённой любви. Именно в то время он и познакомился с ней. Он слышал о её психических отклонениях, но она была так нежна, и так открыто влюблена в него, что все её странные взгляды, частые разговоры с самой собой, и идиотский смех, казалось лишь предавали ей лишнего шарма. Он бездумно женился на ней, совершив ту ошибку, которую до него совершил уже не один миллион молодых людей. Он женился на ней, поддавшись страсти.
Но жизнь всё расставила на свои места. Она обожгла его, искусала, истрепала и, в конце концов, облизала своим мягким влажным языком, будто бы извиняясь.
Жена сама ускорила свою судьбу, чем очень помогла ему. Он знал, что упрятать её в психушку будет не сложно. Он подключил все свои связи, все свои силы. Но нужен был последний штрих. Некий пинок, который поставил бы точку.
И она сама сделала всё. Даже он не придумал бы лучше. Она не хотела ребёнка, и попыталась от него избавиться. А потом, поняв, что произошло, окончательно сошла с ума. Ни свидетелей, ни улик, ни хрена, лишь только он, и сумасшедшая жена.
Итак, вчера он получил развод. Вчера же отдал Гале ключи от своей квартиры. Сегодня их первая семейная ночь. Жизнь начинается заново.
И тут его осенило. Входя в квартиру, он уловил, тонкий, пряный аромат, доносившийся из кухни. Естественно он не обратил на него внимания, ведь на протяжении десяти лет, всевозможные ароматы были единственным, что влекло его домой (кроме, разумеется, телевизора). Но теперь… Он улыбнулся, и покачал головой. Ну, как же он сразу не подумал об этом. Неужели женщина, всю свою жизнь, мечтавшая о муже, о семейном очаге, упустит такой романтический момент. Она давно уже ждёт его лёжа в постели, в своей сексуальной ночнушке, охваченная мыслями о счастье… А он сидит и срёт.
Вот такой он романтик.
Он схватил штаны, что бы те не упали, попытался встать. Он не сразу понял, почему это у него не получилось, и инстинктивно дёрнулся. Резкая давящая боль прорезала его мошонку. Дыхание перехватило, и он широко раскрыв рот издал хриплый, приглушённый свист. Его глаза закатывались. Он пытался дотянуться до ручки, на ведущей к свободе двери, но чей то крепкий липкий кулак с неимоверной силой тянул его в низ. Затем хватка чуть ослабла, и он свалился на пол, пытаясь подальше откатиться к двери. Он дёрнулся к ручке, между ног ужасно щипало. Он направил взор к низу, и глаза его застремились из орбит. Слёзы текли по его щекам. Пол был залит густой бордовой жижей, которую с трудом можно было назвать кровью.
Он зажал в ладонь свисающие снизу ошмётки. И опираясь на одну левую руку, пополз обратно к унитазу. Боль разрывала его. Страха не было, но в его душе творилось что-то ещё более неприятное. Он не осознавал что делает. Кряхтя, и стоная, он опёрся левым боком на унитаз. И запустил руку в кроваво - фекальную кашу плескающуюся в унитазе.
Он водил рукой от стенки к стенке, пытался просунуть её как можно глубже в трубу, кашляя от невыносимой всепоглощающей вони и, с постепенно нарастающим ужасом понимая, что обидчик уже давно скрылся в лабиринтах канализаций, унеся с собой его яйца.
ЭПИЛОГ
Она сидела на мягком полу, прижимаясь спиной к мягкой бежевой стене, обхватив ноги в коленях, и глядя на кусочек тёмного звёздного неба, просачивающийся через окошко под потолком. На улице была ночь. Но она ждала.
Сегодня, именно сегодня должно было произойти чудо. Она чувствовала это всей душой. Всё её естество кричало об этом.
Сперва, несколько часов назад, она вдруг почувствовала необъяснимую радость, ей захотелось петь, и она запела. Но потом, ей вдруг сделалось очень грустно. Она ощутила себя такой одинокой, что ей захотелось плакать. И она заплакала. И вот теперь, успокоив себя, она просто ждала.
И вскоре он появился.
Она услышала всплеск воды, донёсшийся из уборной, и начала медленно подниматься с пола. Скрипнула дверь. Её сердце сжималось. Как много раз представляла она себе этот момент. И пусть всё происходило совсем не так, как в её мыслях, но это происходило. Происходило то, о чём она так долго мечтала. Её ребёнок рождался на свет. Он полз к ней, она упала на колени, и начала двигаться к нему, вытягивая вперёд дрожащие руки, и пытаясь сдержать слёзы. Он вползал в её жизнь, долгожданный, и такой желанный. Она приняла его в свои объятья, и крепко прижала к груди. Он жарко дышал ей в шею. Наконец, не справившись с чувствами, она разрыдалась. Целуя его голову, она гладила его бледное липкое тело. Он дрожал. Она вскочила с пола и подбежала к кровати. Положила его на одеяло и, схватив полотенце, стала вытирать его. Он засмеялся. Она замерла. Выпрямилась, и долго стояла, разглядывая его. Какой он красивый, большой. Она увидела большую тряпичную погремушку, зажатую в его руке, и улыбнулась. КАКАЯ ЗНАКОМАЯ ШТУЧКА!
Он смеялся. И она засмеялась вместе с ним. Откуда-то из тёмных глубин её души, выплыл чёрный человек, пытавшийся когда-то похитить её ребёнка. Но он был уже не страшен ей, потому что был мёртв. Только мелькнув перед её взором, он тут же взорвался на миллионы ярких, ослепительно красивых звёзд, и рассыпался на фоне скрытой во мраке стены. Затаив дыхание, она смотрела на то, как радостно переливаются эти частицы света, освобождённые, наконец, из тьмы, смехом её ребёнка, тем единственным оружием, которое ещё способно уничтожать в душах злость, страх, боль.
И дарить счастье.